По горным тропам. Олений рев
Барак устроен наблюдателями заповедника для ночевок я укрытия в ненастную погоду. Это небольшое строение без окон, сколоченное из досок, с земляным полом. Вместо печки для отопления и приготовления пищи в бараке прямо на земле разводят костер. А дым выходит в специальное отверстие вверху в виде слухового оконца.
С величайшим наслаждением я наконец-то сбросил с себя заплечный мешок, снял ватную куртку и растянулся на земле около барака. Но Альберт, видимо, не чувствовал усталости после такого подъема. Он как ни в чем не бывало взял топор и пошел в лес заготовить топливо на ночь.
Когда мы развели костер, в бараке сделалось очень жарко; пришлось совсем раздеться, как летом.
Жаль только, что дым шел не кверху, в предназначенное для него отверстие, а расстилался по всему помещению и невыносимо щипал глаза. Однако, невзирая на это маленькое неудобство, мы отлично поужинали, напились чаю, и я, к своей радости, почувствовал, что усталость почти совсем прошла, только немного болели ноги. «Ну, это тоже к утру пройдет. Значит, ура! Завтра полезу на самую вершину горы. Может, что-нибудь и посчастливится увидать».
Напившись чаю, я вышел из барака и засмотрелся. Наступала ночь, тихая осенняя ночь в горах. Ни одна веточка не колебалась от ветра. Только где-то далеко внизу монотонно шумел поток.
Большая, почти полная луна освещала вершины гор. Одни из них, покрытые лесом, угрюмо темнели, зато другие, заснеженные вершины будто светились сами холодным голубым светом. А как чист, как прозрачен воздух! Хотелось вздохнуть поглубже еще и еще.
Вышел из барака и Альберт.
— Нигде не слыхать? — спросил он.
— Кого не слыхать?
— Оленей. Они в сентябре — в октябре всегда ревут, особенно в эту пору, когда стемнеет. Иной раз и ночью ревут, оленух к себе подзывают.
О том, что у оленей осенью брачная пора, я отлично знал, но как-то упустил это из виду. Зато теперь мне очень хотелось послушать призывный клич этих осторожных лесных красавцев.
Я уселся возле барака и стал терпеливо ждать. Альберт тоже немного посидел, но потом ушел спать. Прошел час, другой... Кругом стояла мертвая тишина: ни единого звука, кроме отдаленного шума воды.
«Нет, видно, рев уже кончился в сентябре», — подумал я, отправляясь в барак на отдых. Однако заснуть мне скоро не удалось, было очень душно. Наконец, промучившись более получаса, я уткнулся лицом в стенку. Через щели шел чистый воздух, и я, отдышавшись от дыма, крепко заснул.
Проснулся я от какого-то странного звука. Наверно, это Альберт застонал во сне. Я прислушался. Странный стонущий звук повторился. Только он доносился снаружи, издалека. Я мигом встал, потихоньку открыл дверь и вышел из барака.
По-прежнему светила луна, блестели вершины гор; кругом была такая же тишина. Но вот откуда-то снизу, из темнойлесной глуши, снова послышались те же странные звуки: сперва будто кто-то громко откашлялся, а потом затянул низкую, протяжную ноту. Вдали отозвался другойтакой же голос, только значительно тоньше. И третий проревел где-то уже совсем далеко. Эта перекличка таинственных лесных голосов продолжалась несколько минут. Потом все смолкло.
Легкий скрип двери заставил меня обернуться. В дверях стоял Альберт: оказывается, он тоже проснулся и слушал.
— Три оленя ревут, — тихо сказал он. — Один совсем близко. Завтра пойдем — увидим его точок.
— Это что же: место, где он ревет?
— Ага. Каждый олень свое место облюбует. Там у него, значит, игрище. Только тот, который без оленух по всему лесу шляется, и ревет.
Мы послушали еще немного. Олени больше не ревели.
— Значит, кончили. На заре опять заиграют, — сказал Альберт. — Пойдемте спать, теперь до утра немного осталось.
Действительно, мне показалось, что я только что лег и закрыл глаза, а Альберт уже будит меня:
— Вставайте, времени терять нельзя.
Мы наскоро закусили, оделись потеплее и вышли из барака.
Занималась заря. Луна уже почти не светила. Небо было зеленоватое, прозрачное, и на нем неясно белели снежные вершины гор.
Мы прошли вдоль опушки, стараясь шагать как можно тише, и вошли в лес. Примерно в этом месте ревел ночью ближайший олень.
Альберт сделал мне знак рукой. Я остановился и стал прислушиваться. В лесу кое-где пятнами белел снег, но было тепло. Все это очень напоминало нашу раннюю весну и охоту на глухарином току. Там тоже встаешь до света, идешь в лес и, замирая от волнения, ждешь, когда затокует глухарь.
Вдруг где-то невдалеке послышался хруст валежника, затем раздался короткий, глухой кашель и в следующую секунду — низкий, протяжный рев.
И вот, так же как на глухарином току, Альберт стал быстро и осторожно красться под эту «звериную песню». Я старался не отставать.
Голос замолк, и мы остановились в ожидании. Прошло несколько минут. Вдали, в лесу, заревел второй олень. Наш отозвался. Мы продвинулись вперед на несколько шагов.
Так, осторожно пробираясь вперед, мы вышли на крайне большой поляны. И тут Альберт неожиданно припал к земле и, уткнувшись в нее лицом, заревел, совсем как олень.
Но ведь эта поляна принадлежит другому оленю, здесь его точок. Как же смел пришелец явиться сюда, да еще подавать свой голос? В тот же миг в лесу послышался громкий хруст сучьев, и красавец олень выскочил на поляну. Он стоял, осматриваясь по сторонам, и чутко прислушивался. Потом неожиданно шагнул вперед, замотал головой и начал изо всех сил бить рогами и ломать какое-то деревце.
Расправившись с ним, он остановился и, вытянув вперед голову, «загукал» и громко, протяжно заревел.
В это время на ту же поляну одна за другой вышли три оленухи. Они спокойно разбрелись в разные стороны и стали пощипывать завядшую траву.
Мы сидели, затаившись в кустах.
Самец-олень с минуту постоял на месте и потом уверенно направился в нашу сторону.
Сознаюсь, мне стало не по себе. Я невольно взглянул на дерево, исковерканное могучим животным. А что, как он и с нами так же расправится? Ведь в зоопарке олени в этот период частенько гоняются за людьми.
Вот рогатый богатырь вышел на середину поляны. Теперь от него до нас не более ста шагов.
Олень, видимо, снова стал приходить в возбуждение, начал рыть копытами землю и мотать головой. Потом опять вытянул шею, готовясь зареветь.
Но в это мгновение что-то произошло: одна оленуха стрелой бросилась в лес, все остальные и сам олень — следом за нею. Только треск по лесу пошел.
— Нас учуяла, — сказал Альберт, вылезая из куста. — Все дело сгубила, а то бы он близко подошел. Ветер-то от него на нас, он и не чует. Эх, жаль, не вышло дело!
А я, признаюсь, не очень жалел о том, что рогатый илесной великан не подошел к нам. Кто знает, что было у него на уме!