У четвероногих строителей. Бобровая ферма
Заведующая бобровой фермой Надежда Ивановна охотно согласилась показать мне, как живут ее многочисленные питомцы.
Мы пришли на ферму. Она находится на самом берегу реки Усманки и состоит из целого ряда отдельных помещении, как бы отдельных квартир для каждой бобровой семьи. Бобровую хатку с успехом здесь заменяет бревенчатый домик.
Надежда Ивановна приподняла крышку одного из таких помещении, и я заглянул внутрь бобровой «квартиры». Она состояла из двух «комнат»: передней — как бы прихожей и основной — жилой.
В жилом помещении, как и в природных условиях, бобры устроили себе из мелко нагрызенных стружек мягкую, пружинистую постель. Она была совершенно сухая и белоснежной чистоты. Но и в переднем помещении я тоже увидел немного осиновых стружек, причем они были значительно более темные, видно, еще сырые.
Надежда Ивановна пояснила мне, что бобры, прежде чем устроить постель, нагрызенные ими стружки сперва просушивают в первой камере своего помещения и только потом уже употребляют их на подстилку.
Вообще в бобровом домике было очень чисто. Видимо, четвероногие хозяева жилища об этом весьма заботились. Но самих зверей ни в первой, ни во второй камере мы не нашли.
— Они купаются, — сказала Надежда Ивановна.— Вон, поглядите.
Я взглянул, куда она указывала.
От домика вниз по берегу шел широкий выгул, огороженный с двух сторон толстыми железными прутьями и открытый сверху. Заканчивался он в речке решетчатой купальней. В ней - то и находились обитатели этого домика. Они привольно плавали и ныряли.
Мы пошли дальше осматривать ферму. Рядом с первым помещением бобров находилось второе, третье и т. д. Мы осмотрели внутренность еще нескольких бобровых «квартир». Многих бобров мы застали дома. Они относились к нам по-разному. Одни бобры, как только приоткрывалась крышка, выскакивали из домика наружу и бежали в купальню; другие встречали нас весьма дружелюбно: привставали на задние лапы, упираясь в пол широкими хвостами, и тянули к Надежде Ивановне свои тупорылые усатые мордочки, как будто приветствовали ее. Тут же в домиках были и бобрята; по внешности они мало отличались от взрослых бобров, были только значительно меньше размером и пушистее.
Затем Надежда Ивановна показала мне более просторное помещение. Там сидели вместе около десяти бобров.
— Это наш молодняк. Они ручные. Мы их содержим вместе. Потом будем рассаживать — не по парам, а к одному бобру по две бобрихи. Такие опыты мы уже проводили, они дают хорошие результаты.
Рассматривая бобров, я заметил, что они не все одинаковы по внешнему виду. Об этом мне уже рассказывал Леонид Сергеевич. Действительно, одни из зверей имели светло-бурую окраску и были поменьше, другие — более черную и были немного крупнее.
Я сказал об этом Надежде Ивановне.
— Это верно, — ответила она. — Черные бобры обычно несколько крупнее светлых и мех у них более красивый. Вот мы и стараемся разводить именно таких крупных и черных бобров.
— А как же этого добиться?
— Все опытом дается, — ответила Надежда Ивановна. — Мы уже давно наблюдаем за тем, у каких родителей какие родятся бобрята, и вот что подметили: у бурых родителей или у такой пары, где один бурый, а другой черный, могут родиться бобрята и бурые, и черные. Но зато, если оба родителя черные, и бобрята у них обязательно черными родятся, бурых никогда не бывает. На ферме мы и подбираем пары по цвету меха, и потомство у нас получается именно такое, какое нам нужно... А теперь пойдемте взглянуть на наш питомник для малышей,— сказала Надежда Ивановна.
Мы миновали узкий проулочек и вошли в небольшое кирпичное здание. Внутри была просторная комната. По стенам стояли решетчатые ящики. Я подошел к одному из них. В нем сидел чудесный зверек — мягкий, пушистый бобренок, а рядомв соседней клетке — еще один; и дальше в каждой клетке было по бобренку.
— Тут вам Зина покажет свое хозяйство, — сказала Надежда Ивановна, указывая мне на румяную, веселую девушку. — А я пойду на кухню погляжу, как бобрам корм готовят.
Пока Зина показывала мне бобрят, в комнату вошел еще один сотрудник в белом халате.
— Это Виталии Александрович, наш врач, — познакомила меня Зина. — Сейчас увидите, как мы будем купать и кормить «детвору».
Я отошел в сторону, чтобы не мешать.
В комнату принеслибольшой таз, туда налили воды, и началось купание.
Зина брала из клеток по одному бобренку и сажала в таз. Малышу это, видимо, очень нравилось. Он забавно шлепал поводе лапами и хвостом, очевидно, воображая, что плавает, а Зина в это время слегка поливала на него воду. Так принял ванну по очереди каждый бобренок.
Не менее занятно было наблюдать и за кормлением этих чудесных зверьков.
Несмотря на то, что они прекрасно грызли морковь и ели другой растительный корм, их еще подкармливали молоком из соски. Зина брала к себе на колени бобренка и начинала его кормить.
С каким аппетитом бобрята принимались за еду! Они чмокали, как-то особенно покрякивали и уплетали молоко, придерживая бутылку передними лапами. Только у одного малыша почему-то никак не ладилось — он ни за что не хотел брать соску. Бобренок сердито фыркал, отворачивался и отталкивал от себя бутылку.
— Долго ты еще будешь у меня безобразничать? — рассердилась Зина. — Глупый! Попробуй сначала, а уж потом отворачивайся, если не по вкусу придется. — И она очень ловко, как-то сбоку, подсунула соску в рот непослушному малышу. И сразу дело пошло на лад. Почувствовав во рту вкус молока, бобренок громко чмокнул и засосал.
— Ну, вот и понравилось, — засмеялась Зина. — Он только два дня как пойман и к нам привезен, — объяснила она мне поведение бобренка. — Ничего, привыкнет, молодцом будет, — ласково говорила она, поглаживая малыша по шелковой шерстке.
Доктор внимательно наблюдал за купанием и кормлением бобрят и записывал в дневник, кто как ел и как вел себя во время купания.
Среди малышей некоторые оказались не совсем здоровы. Их Виталии Александрович выслушал, ощупал и прописал лекарство.
Когда кормление и осмотр были закончены, Виталии Александрович пригласил меня заглянуть в его лечебницу. Она находилась в этом же здании, по соседству.
Там все сверкало белизной. Посередине стоял белый стол, а у стены стеклянный шкаф с инструментами.
— На этом столе мы наших пациентов и осматриваем,— сказал доктор. — Да вот, кажется, несут одного.
Вошла женщина, неся на руках толстого, крупного бобра. Он сидел совершенно спокойно и ничуть не смутился присутствием посторонних людей. Зверек был, по-видимому, ручной.
— Что с ним такое? — спросил доктор.
— Где-то о проволоку или о гвоздь хвост оцарапал.
— Сажайте сюда, — указал Виталии Александрович.
«Пациента» водрузили на стол и начали осматривать хвост.
К такой процедуре бобр отнесся тоже весьма спокойно.
Ранка оказалась незначительной, и ее тут же продезинфицировали.
— Можете домой отправляться, — сказал доктор.
— Ну, толстяк, иди сюда, — шутливо позвала женщина, с трудом поднимая мешковатого, толстого зверя. — Ух ты, какой тяжелющий! Все руки оттянет, пока донесешь.
И нянюшка с «пациентом» ушла.
— Это все пустяки, — сказал Виталии Александрович. — А вот иной раз так погрызутся, такие раны понаделают, просто жуть! Тут уж настоящую операцию делать приходится и швы накладывать.
— Что же, вы усыпляете их?
— Конечно, под общим наркозом делаем, по всем правилам. Вот и маски для хлороформа, — указал он на стеклянный шкаф, где лежали различные хирургические инструменты.
— И часто приходится оперировать?
— Да когда как. Один раз, помню, каждый день приходилось, да еще по нескольку раз.
— Откуда же столько больных набралось?
— А это очень занятный случай вышел. У нас в загоне содержались вместе пятнадцать ручных бобров. Как-то в начале сентября утром приходит сотрудник к нам в вольеру и видит — у одного бобра хвост очень сильно поранен. Принесли в лечебницу, осмотрели — хвост, видимо, погрызен. Пришлось зашивать. А на следующее утро уже двух из той же вольеры несут, и тоже с изгрызенными хвостами. Что за чудеса! Никогда этибобры между собой не дрались, жили мирно, и вдруг!.. Глазам не верим. Но раны явно от зубов, и раны огромные. Стали следить за этими бобрами. Сидят смирно, спят все вместе, кучей, никто никого не трогает, а как утро — так снова раненый. Кто же их портит? Уж не снаружи ли враг пробирается? Устроили суточное дежурство, назначили премию тому, кто обнаружит или поймает таинственного врага.
Один из служителей решил поставить в воде вокруг этой вольеры ловушки. И что же вы думаете? Наутро в одной из них оказался крупный дикий бобр. Он-то нашим бобрам хвосты и пообгрызал. Потом уж мы разобрались, как дело было. В бобровой купальне пол решетчатый. Бобры рассядутся в воде у берега, хвосты вниз через щели свесят, а между дном купальни и дном реки свободное пространство; вот туда-то и заплывал этот разбойник. Заплывет, да и рванет зубами за хвост. А вы видали, какие у взрослого бобра зубищи? Он ими не то что хвост, дерево, как ножом, режет.
— Но зачем же ему понадобилось хвосты у бобров грызть да еще за этим под купальню забираться?
— Ну, уж об этом вы у него самого спросите, — засмеялся Виталии Александрович. — Кстати, его как поймали в ловушку, так и оставили на ферме. Отличный зверь оказался, красавец, крупный, черный, как головешка.
— И ни с кем из бобров не дрался на ферме?
— Ни с кем решительно, — ответил Виталии Александрович.
Мы посидели еще немного, но «пациентов» больше не приносили.
В это время снаружи за дверью что-то громко застучало, загремело...
— Значит, уже четыре часа, — сказал Виталии Александрович: — время кормежки. Пойдите взгляните, как их кормить будут.
Я поспешил наружу.
Вдоль вольер по рельсам каталась тележка. Сзади ее подталкивал служащий. В тележке находился корм для бобров. Подойдя поближе, я увидел, что бобрам привезли нарезаннуюморковь и свеклу. Все это было переметано с отрубями и мукой. Этот корм служащий заповедника развозил от одной вольеры к другой.
Но что в это время творилось в самих вольерах! Все бобры, очевидно, уже давно привыкли к определенному времени кормежки. Стук тележки был условным сигналом, возвещавшим, что «кушанье сейчас будет подано».
И вот все бобры повыскочили из своих домиков, из водоемов и, стоя на задних лапах, заглядывали через решетку. Звери с большим нетерпением поджидали, когда им дадут закусить. Некоторые из бобров от нетерпения хватали в лапы свои кормушки и громко ими стучали.
Я узнал, что каждый бобр в день получает по два килограмма комбинированных кормов, а кроме того осиновых или ольховых палок.
Слушая рассказ служителя о бобровом меню, я невольно улыбнулся: «Хорош обед — из осиновых палок!» Но бобры, видимо, придерживались иного мнения. Усевшись у самой воды, они с аппетитом уплетали свежую осиновую кору, ловко обгрызая ее своими мощными, острыми резцами.
День, проведенный на ферме, дал мне много интереснейших наблюдений над жизнью бобров. Конечно, сколько бы я ни караулил в природе возле бобрового поселения, я никогда не смог бы увидеть и сотой доли того, что я понаблюдал у бобровой клетки.
Только поздно вечером вернулся я с фермы в отведенную мне комнату, но спать не хотелось. «Пойду-ка пройдусь перед сном вдоль Усманки», — решил я и снова отправился к речке.
Она была тихая и по-ночному совсем темная. Только вдали, на излучине, вода еще слегка серебрилась.
Я шел не торопясь по берегу. От реки тянуло свежестью. Бесшумно, как темные ночные птицы, над самой водой то и дело сновали летучие мыши. Порой под кустами в воде что-то всплескивало и ворочалось. Может быть, это ходила крупная рыба? «А может быть, — улыбнувшись, подумал я, — это новый разбойник — дикий бобр плывет к ферме, чтобы напасть на ручных бобров и наказать их за то, что они так охотно живут у людей и так легко променяли свои бобровые хатки на бревенчатый домик, построенный для них человеком».